Аттестат

Пока я шел до его дома меня трясло так, что щелкали зубы. От мысли, что снова он сделает со мной это, от мемуаров, что было в прошедший раз меня просто колотило. Я охотнее лег бы под трамвай, чем под него, но – без аттестата с подходящими оценками меня не возьмут даже в ПТУ, не говоря уж о таком престижном ВУЗе, про который мама пропилила весь мозг.

И мне ясно дали осознать, как конкретно я могу это заработать:

Директор моей школы, Войтов, человек резкий и даже противный. Придирался он ко мне издавна, и мог попортить жизнь еще более, — школу не меняют перед самым выпускным. Но на сколько конкретно он может быть «резким», я удостоверился, когда он трахнул меня прямо в собственном кабинете, заткнув рот моими же трусами, разъяснив в итоге: «Раз не умеешь работать головой, работай задницей!».

Я не стал никому сетовать: кому охота говорить, что тебя отпидарасили? А на данный момент я шел к нему, убеждая себя, что терять мне уже нечего.

К моему удивлению, когда он провел меня в гостиную, там было приготовлено все для романтичного вечера: игралась расслабляющая музыка, на столике стояли фрукты и бокалы, заместо люстры горел бра, разложенный диванчик представлял собой большущее ложе.

Меня заблаговременно затошнило, и потому когда Войтов разлил коньяк, я стал глотать стопку за стопкой, что бы хоть так отрешиться от того, что на данный момент случится. Смирившись с неминуемым, я откинулся, опрокидывая махом еще одну стопку. В голове уже приятно шумело.

— Вот так, верно, — Войтов сел рядом, — Расслабься. Я умею быть ласковым.

Он придвинулся еще поближе, обнимая за плечи, его рука скользнула под футболку и стала разглаживать меня по груди, время от времени не очень прихватывая соски. Он и правда отвел мне со лба волосы достаточно нежно, и прижался к губам уверенным и императивным поцелуем. Мои губки оставались плотно сомкнуты, и я ощутил, как он обводит их языком.

— Не упрямься. Сейчас я не желаю делать для тебя больно, — в его шепоте прозвучала ясная угроза, и я позволил его языку войти в мой рот.

Так и не добившись ответа, Войтов переключился на мое ухо: он посасывал и тянул мочку, играя с ней,

— Сними одежку, — распорядился он, скупо целуя мою шейку.

Я отстранился и послушливо стянул носки, футболку и джинсы, бросив их прямо на пол.

— Всю?

— Нет, — он приостановил мою руку, — трусики пока оставь.

Когда я желал сесть назад, он снова приостановил меня, разглядывая с наслаждением. От стыда я побагровел под этим откровенным скупым взором.

— У тебя очень прекрасная фигура, — произнес он, — Ты ведь занимаешься спортивными танцами?

Я индифферентно кивнул.

— Иди сюда, малыш.

Я сел рядом, но он придвинулся поближе и опрокинул меня навзничь, продолжая разглаживать мне грудь, животик, плечи. Пару раз его ладонь прошлась по бедру, но ни плавок, ни того, что в их он пока не касался.

— Какой ты беленький, совершенно не загорел. И гладенький – даже не бреешься наверное… Я издавна на тебя смотрю, ты таковой прекрасный… небольшой царевич… Мой ледяной царевич.

Я уже практически совершенно закончил соображать от коньяка, и расслабляющих ласк, растворившись в этом горячем шепоте, и не пошевелился, когда Войтов аккуратненько стянул с меня плавки.

— Они для тебя больше не пригодятся, — произнес он, отшвыривая их куда-то далековато, — Я куплю для тебя другие, достойные твоей попы.

«Попки!» я нервно хихикнул: у меня сейчас не пятая точка, не жопа, а попа, — сладенькая попа для папиков, которые приобретают для нее трусики.

— Твоя попа… такая кругленькая, крепенькая… малая попа… — Войтов повернул меня фактически укладывая на себя и я был обязан обхватить его за плечи, пока он гладил мои ягодицы. Его пальцы скользнули чуток далее, дотрагиваясь до мошонки, и я дернулся, но он только крепче придавил меня к для себя, так что я ощутил его напряженный член через ткань брюк.

— Расслабься, малыш. Сейчас твой вечер. Считай, что я извиняюсь.

Войтов перевернул меня на спину, покрывая все тело маленькими жалящими поцелуями, а его пальцы добрались до моего вялого члена.

— Раздвинь ножки, — произнес он, немного прикусывая сосок.

О боже, еще никто не голубил меня там, и тем паче так! С ошеломленным смущением я понял, что мой член тоже начинает возбужденно вставать. Когда его губки задели внутренней стороны ноги, я вскрикнул от неожиданности, и здесь же ощутил как головку обхватывает мокрое горячее кольцо. Я выгнулся со всхлипом, но он меня удержал.

Естественно, я подрачивал, как наверняка все ребята, но что же все-таки это такое по сопоставлению с минетом в выполнении мастера, — а Войтов был мастером. Он посасывал, заглатывал, менял глубину и темп, нажим, его язык порхал по моему девственному стволу и яйцам, пока он придерживал меня за ноги. Крышу у меня унесло стопроцентно, я стонал и извивался, выкрикивая в ответ, когда он останавливался, что бы растянуть эту удивительную муку:

— Да!

— Для тебя отлично, малыш?

— Да!

— Как для тебя отлично?

— Прекрасно…

— Хм… слабенько, на троечку…

И через несколько мгновений я орал:

— Неописуемо… великолепно… охуенно!

— Так лучше, жесткая четверка.

Какая-то часть меня понимала что происходит: мне отсасывает мужчина, мой директор, а я визжу от наслаждения, и вот-вот спущу ему в рот. В момент оргазма я бурно разрыдался.

— Ну что ты, малыш, — вобрав последние капли спермы, он приблизился, подбирая губками и слезы с горящих щек, и продолжая ублажать рукою мой член, не давая ему опасть, — Что ужасного, что для тебя было отлично? А для тебя ведь было «охуенно»!

Войтов поднялся, оставив меня лежать с нескромно раскинутыми ногами, и стремительно разделся сам. Я содрогнулся, — а я-то уже начал возлагать, что сейчас он ограничится только ласками. Заметив мою реакцию, он поднял меня, усадив для себя на колени, и мы снова выпили по стопке коньяку. Я ерзал ощущая нагими ягодицами его возбужденно стоящее «достоинство», готовое опять в меня ворваться.

Войтов успокаивающе поглаживал мои плечи и спину, снова начал ублажать член. Я оказался сидячим перед ним на корточках с обширно разведенными коленями, и опирающимся спиной на его грудь. Когда его большой палец уперся мне в анус, я невольно натужился, плотно сжимая сфинктер.

— Не страшись, малыш, сейчас не будет боли.

Оказалось, что у него все обмыслено и приготовлено. Он воткнул палец не глубоко, меньше чем фаланги на две, и терпеливо массировал мышечное кольцо, сразу обильно смазывая канал. Я практически расслабился, хотя все равно потряхивало. Подчиняясь его руке, я совершенно погрузился на колени и прогнул спину, подставляя разработанную готовую дырочку.

Больно все-же было, хотя он и правда заходил осторожно, а двигался плавненько, не торопясь. Видно, у меня там еще не зажило до конца. Я против воли прижимался к нему, и постанывал, закусив губу. И все таки был должен признать, что это было не сопоставить с грубым ожесточенным надругательством, через которое я прошел по его милости.

Я расслабился вслушиваясь в накатывающие на меня волны возбуждения. Это был профи – когда он стал провоцировать простату, я весь свернулся в пульсирующий комок удовольствия, и практически не ощутил, как в меня жаркой струйкой выплескивается его семя. Несколько движений опытнейшей руки, и я кончаю сам, просто растекаясь по его груди.

Войтов выпустил меня из хватких объятий и снова поцеловал в губки, нависнув сверху.

— Вот видишь, как это может быть приятно! А ты упрямишься, глуповатый.

Я лежал под ним в состоянии тряпки, не было ни мыслей, ни сил. Он поднял меня сам:

— Для тебя нужно помыться.

Я кивнул и пошатываясь двинулся в ванную. Опровергать явное не имело смысла, и здесь уже не отговоришься дескать, меня бедного изнасиловали. Вот так: в 17 лет не узнав даму, я сам уже стал заправской «девочкой».

Кажется, аттестат я все-же получил, хотя и не совершенно тот, что имелось в виду поначалу. Навряд ли эта встреча была последней, и отлично, если я сам не буду умолять его …о свидании.