Искренняя любовь ученицы
Категория: Традиционно
Алина была высочайшей, стройной и прекрасной женщиной, но достаточно умеренной. Ей уже ударило 17 лет. Днем в последний денек учёбы её сердечко сжалось от пустоты в её жизни. Она заканчивала 11 класс. Совершенно скоро покидала родные стенки. Но её личная жизнь не была обустроена. Естественно, она могла отыскать свою любовь в институте. Многие одноклассницы также были одиноки.
Но на неё давило понимание того, что большая любовь уже есть, а она теряет её с окончанием школы. Она до сего времени не предприняла ничего, чтоб воплотить эту любовь в действительность, признаться в любви, достигнуть собственного возлюбленного. Ей мешала природная скромность и даже стеснительность. Её смущало, что любимый, как она считала, без разума от блондинок, тогда как Алина была нечто средним меж брюнеткой и шатенкой. Её пугало, что любимый отторгнет её. И вновь заиграл подростковый комплекс: она не такая прекрасная как другие, у неё что-то не так.
Её смущал свой возраст — 17 лет и собственное положение — она всего только школьная ученица. Перед Алиной стоял тяжелый выбор: или совершить сумасшедшее действие, бросившись в бездну неведомого, что может стать большой ошибкой в её жизни, или запамятовать и может быть всю оставшуюся жизнь мучиться из-за потерянной любви как результата собственной несмелости и нерешительности.
Такие мысли завладевали Алиной. Глядя уже час в зеркало, она наконец сделала истязающий выбор. Она стала планировать свои деяния. Сердечко заколотилось с обезумевшой скоростью, закружилась голова, засосало под ложечкой — стоило только ей представить свои хищнические намерения. «Riippumatta siitä-, että- se!» («Будь что будет!»), — решила Алина. Её фанатичная увлечённость финским языком была всем известна и числилась одной из её малочисленных странностей. Она неистово стала готовиться к решающему деньку в её жизни. Накрасившись, она посмотрела в зеркало.
«Хм, по-моему я даже очень здорово выгляжу!». И вправду, в голубых стрингах и бюстгальтере она смотрелась неотразимо. И всё это должно было прятаться под джинсами и блузой… Ибо она не могла придти в таком виде в школу. Что-то дало подсказку ей одеть маленькую юбку и футболку заместо джинсов и блузы.
В школе она отметила настоящее внимание многих мальчишек, что польстило ей. Она и ранее направляла на себя внимание мужской части в школе, но в сей день она ловила очевидно большее число восхищённых взглядов. «Painajainen! Just a painajainen!» («Кошмар! Просто ужас!»), — волнение Алины усиливалось с приближением давно ожидаемого часа. И эти взоры совсем выводили её из себя.
Потому что это был последний денек, то многие уроки не состоялись, и 2-ой урок стал последним. Когда прозвенел мучительно длительно ожидаемый звонок, она практически сорвалась с места и выбежала из класса. Все были ошеломлены таким необыкновенным поведением Алины. Сама же Алина чуть ли не бежала на давно ожидаемое свидание с возлюбленным (о котором он ничего не ведал). «Kristus!» («Чёрт!»), — больше всего она страшилась, что возлюбленный покинет школу ранее, как многие другие. А более успешного момента не предвидится и навряд ли она отважится на таковой поступок ещё раз.
Она взбежала на 3-ий этаж, на 3-ем этаже было не по привычке пусто. Большая часть учителей уже отпустили классы, не дожидаясь звонка. Её опаски усилились. Когда она забежала в открытый кабинет, в ней всё бурлило: ужас перед тем, что ей предстоит сделать, что возлюбленный мог уйти, что она не отважится совершить загаданое. Она стояла в дверцах запыхавшаяся, взволнованная, вся красноватая, ей не хватало воздуха, а сердечко неистово колотилось, голова кружилась, ноги подкашивались от испуга и накативших эмоций. «Алина, что случилось?! Что с тобой?! Кто тебя оскорбил?», — историк, юноша 23 лет, сидевший за столом, был испуган и боялся, что случилось нечто ужасное с ней либо с кем-то другим.
«Я… я… я…», — Алина не смогла договорить. Повисла пауза. Она была так нестерпима, что Алина звучно разрыдалась и прижалась к стенке. Алина проклинала себя за нерешительность и стеснительность. Она должна была сделать то, что запланировала: вскружить голову учителю, устроить стриптиз-шоу и совратить его. Алина понимала, что заместо этого она на данный момент представляет собой жалкое зрелище. «Да что все-таки случилось, расскажи, успокойся!», — историк встал и подпрыгнул к ней. Он издавна проявлял настоящий энтузиазм к ней, и она ему больше всех нравилась.
Он смотрел за ней тайком из-за стола, когда она разговаривала с подругами на перемене, делая вид, что просматривает журнальчик. Он никогда бы не признался себе, что высыхает по ней, что влюблён по уши. Он не мог вообразить для себя, как можно втюриться в свою ученицу?! Алина продолжала плакать, не отвечая на вопросы. Учитель подошёл к ней сзади и приобнял руками за плечи: «Ну что случилось, котёночек? Чего ты плачешь?». «Я вас… люблю!», — произнесла Алина через плач, как и раньше уткнувшись в стенку лицом. «Что? Ты шутишь?!». «Нет, правда, я уже издавна…».
Повисла тишь. Алина успокоилась и только стояла очень смущённая, ждя всего что угодно. Внутренне она была удовлетворена: половина дела изготовлена. Она сделала что могла. Остальное находится в зависимости от событий. Ей не в чем будет винить себя, разве что за слабость, проявленную в неподходящий момент. А может напротив, плач, вызвавший жалость — успешный ход? Так засомневалась Алина, когда историк обнял её всю и придавил к для себя всем телом. Лицо девченки жутко побагровело. Она очевидно не ждала таковой реакции.
«А я ведь тоже тебя люблю… давно», — установилась очередь учителя багроветь. «Этого не может быть, не верю!», — Алина сочла это за изымательство. «Нет, правда. Пойдём, сядем», — историк отпустил её и пошёл к парте. Алина, не теряя времени, закрыла дверь на замок. В ней всё больше возобладали хищнические чувства. Услышав щелчок, историк обернулся и удивлённо вскинул глаза. Но не нашёл слов и молчком сел за парту. Справа от него села и ученица. «Ну, рассказывай», — учитель решил взять ситуацию в свои руки и разрядить обстановку. Равномерно завязался разговор.
В конце они уже смеялись как заправские друзья, обсуждая других учениц и учителей, будто бы ничего не было и не вышло. Когда оба выговорились, наступила пауза. Сейчас Алина осмелела и решила взять ситуацию в свои руки. Практически. Она прижалась всем телом к историку и крепко-крепко обняла его обеими руками, при всем этом тяжело вздыхая. Ученица вложила всю свою любовь в это объятие. Учитель был шокирован и желал что-то сделать возражение, но не посмел, так был решителен напор этой юной прелестной девицы.
Прошло только мгновение внутренней борьбы в душе мужчины, и историк сдался: обнял девченку в ответ также прочно обеими руками, сводя их в локтях за её спиной. Наступил самый волнующий момент. Оба посиживали, тяжело дыша от крепкого объятия, но разрывать его были не хотят. Вдруг Алина нехотя отстранилась от учителя и, улучив момент, поцеловала в губки. Страшно покраснев, она опустила голову. Историк обнял её лицо руками и поцеловал в ответ. 3-ий поцелуй был более сладострастным, историк схватил инициативу и стал сосать и играть с язычком Алины, покусывать и сосать её губы.
Этот поцелуй, казалось, продолжался целую вечность. В конце концов историк оторвался от губ. «Viileä-» («Круто»), — шепнула девченка, тяжело дыша. У историка совсем снесло башню. Он с трудом себя сдерживал. Его не тревожило ни то, что школьный кабинет неподходящее место, ни то, что перед ним его несовершеннолетняя ученица. Он чмокнул её в губки, но без продолжения. Сейчас он переключился на её тело. Он стал поглаживать её лицо, потом шейку, в некий момент вновь обнял её. Потом вновь затяжной поцелуй. Целуясь со собственной подопечной, историк стал щупать, разглаживать упругую молодую грудь.
«Ммм…», — только это смогла выдать Алина, полностью поглощённая тем, что вытворял язык учителя у неё во рту. Она и не задумывалась противиться неминуемому. В конце концов, этого она и добивалась. Ей стало тяжело дышать. Прервав …поцелуй, она стала скупо ловить ртом воздух, выкрикнув: «Oh, kuinka miellyttä-vä-!» (Ах, как приятно!). Сейчас она была полностью во власти возлюбленного человека — собственного учителя. Историк тем временем просто выслал в рот её нижнюю губу, а руками стал равномерно, сантиметр за сантиметром приподнимать футболку девченки, при всем этом продолжая разглаживать и мять грудь.
«No nyt! Ota minut!!!» («Ну же! Возьми меня!»), — Алину всю трясло от возбуждения, необыкновенной обстановки, неизвестных доныне чувств. Историк не торопился. В конце концов футболка была задрана и его взгляду стала умеренных размеров красивая грудь, сокрытая голубым бюстгальтером. «Ооо, мой возлюбленный цвет», — поразмыслил он. Не спеша, он стал расстёгивать молнию на юбке и стягивать её. Алина привстала, помогая снять юбку, последующей стала футболка. «Вау-вау-вау! Ты так сексуальна!», — историку стала та ещё картина.
Алина была смущена, она сдерживала свои руки, невольно пытавшиеся прикрыть её полунаготу. Учитель встал и привлёк её к для себя. Поглаживая её, он расстегнул застёжку и лифчик свалился. Ему открылась прекрасная картина восхитительная грудь, умеренно вздымавшаяся и опускавшаяся при вдохе-выдохе так и приманивала к для себя. Соски девченки набухли и от возбуждения торчали как два малеханьких колышка. В очах мужчины всё поплыло. Он протянул руки к груди и вновь стал мять и щупать её. «Kyllä- Kyllä- Kyllä-» («Да-да-да»), — из Алины вырвался сладострастный стон.
Здесь историк просто сжал грудь 2-мя руками и притянул ко рту. В последующий момент оба соска направились в рот. Похоже учитель готов был преподать неплохой урок соскам. «On my God …» («О Боже мой…»), — Алина была на седьмом небе от счастья, все вокруг поплыло от прилива гормонов. В последующий миг её соски подвергались мягенькому покусыванию, полизыванию. Но больше всего она заходила в кураж, когда он начинал делать сосательные движения. «Ä-iti! Ä-iti… Olet hyvin pines!» («Мама! Мамочки… Ты отлично сосёшь!»), — Алина начала звучно стонать. Их могли услышать и оборвать, а это не входило в поурочный план учителя.
Он прервался, стянул с девченки трусики и протянул ей. Она без излишних слов стиснула их зубами. Учитель продолжил «урок». Алина вновь завелась и достаточно замычала, стискивая трусы зубами. Он присел на колени и, продолжая мять грудь, стал медлительно спускаться губками, проводя языком по телу, всё ниже и ниже. Вот уже язык достигнул пупка и начал усиленно обрабатывать его. Алина вновь достаточно замычала, чуть ли не выпустив изо рта трусики. Она и поразмыслить не могла, что это может быть так приятно – когда лижут и целуют пупок.
Окончив, учитель продолжил спускаться и уткнулся всем раскрытым языком в пучок волос в паху, стараясь практически проглотить влагалище полностью. «Aaaaa, Jumala Jeesus!!!» («Ааааа, господи Иисусе!!!») – завизжала во весь глас Алина. «Тише-тише, девченка моя! Нас услышат», — учитель погладил её бёдра, поцеловал в живот и вновь, уже увереннее и смело вторгся в паховую область. «Ааааа… ууууу….», — девченка практически исходила соками и страшилась просто описаться от непередаваемого наслаждения.
Разве могла она представить, что на свете существует такое потрясающее наслаждение – когда твою киску сосут?! А учитель тем временем стал просто-напросто лизать её клитор, вобрав в рот влагалище полностью. Такового ожесточенного воззвания чувствительная киска не могла больше выдержать и стала дёргаться, девченку затрясло, поток нестерпимо приятных чувств оглушил Алину, в очах потемнело, по всему телу разлилось тепло, она скатилась на руки учителю, издав звучный протяжный стон.
Сейчас она лежала на руках учителя и всё ещё дергалась от пережитого, из глаз текли слёзы, воздуха не хватало… Историк обнял возлюбленную ученицу 2-мя руками и стал баюкать, вроде бы успокаивая. «Kiitos, opettaja» («Спасибо, учитель»), — шепнула девченка. Учитель стал вроде бы в шуточку играть с девичьей грудью, тряся её и высунув язык. Временами, язык задевал соски трясшейся груди. Алина равномерно стала приходить в себя, приятная истома окутала её тело. «Silti, haluan lisä-tietoja» («Ещё, я желаю ещё!»), — девченка смотрела умоляющим взором. «Что ты произнесла? Я не понял». «Я желаю, чтоб ты меня трахнул, Ленарчег».
Мужик ощутил приятную беззащитность перед этой юной женщиной, которая ещё не так давно обращалась к нему по имени-отчеству, а сейчас гласила с ним на «ты». «Ты уверена?». «Да». Учитель аккуратненько провёл рукою по киске и стал провоцировать её на новые приключения, поглаживая и пощипывая. Алина завелась и стала постанывать. Улучив момент, она засосала учителя так, как искусна: скупо, с чувством. Вновь стали биться языки. Тем временем учитель, не отвлекаясь, попробовал снять штаны.
Но здесь ученица решила взять верх над учителем. Она повалила его на спину и, придерживая одной рукою, другой стала расстёгивать ремень. Учитель задышал учащенно, особенно было чувствовать себя в подчинённой роли, это неописуемо возбуждало. Он смотрел и не веровал своим очам: ученица продолжала снимать штаны, вот уже были стянуты трусы. Неуж-то он переспит с своей ученицей прямо тут, на полу, под ней, а не над ней?! Но пока в голове мужчины кипели такие мысли, девченка не теряла времени даром, схватила член в тиски и облизнула головку.
«Нет! Ты что! Я не желаю, чтоб ты делала такое, для тебя будет неприятно! Я не желаю иметь тебя как девку! Я полизал для тебя, так как мне это нравится, я не желаю, чтоб ты отвечала мне в этом взаимностью!», — промямлил историк. «Typerys, дурачок, я об этом всю жизнь желала! Suunsa ja anna! Заткнись и успокойся, милый». Усмехнувшись, она продолжила начатое. Вновь облизнула головку и стала надрачивать член, вроде бы обмеряя его взором. Ей нужно было привыкнуть к нему. Девченка стала совершать радиальные движения языком вокруг головки, вызвав удовлетворенный мужской стон.
Она была удивлена тому, как сух член, ведь её киска текла и была вся влажная. Она пару раз чмокнула головку, забавно глядя мужчине в глаза, как госпожа. «Была, не была», — решившись, ученица осторожно погрузила в рот головку и начала совершать сосательные движения, как будто у неё во рту был леденец. «Мааама мия, что ты творишь!», — историк был стопроцентно во власти этой юной девченки, которая могла делать с ним всё, что захотит – даже откусить его достоинство. И он не способен был оборвать данное действо. Когда Алина приноровилась и стала просто всасывать как пылесос, учитель дёрнулся и весь член просочился в рот бедной девченке.
Никак не противясь, она стала двигать головой вверх-вниз, достаточно причмокивая, издавая при всем этом неблагопристойные звуки. Аккуратненько двигался с ней в такт и мужик. Её заводила одна идея отсосать собственному учителю, приятные чувства от движений члена во рту, и трение о язык также делали своё дело. Девченка подключила язык и стал совершать им вращательные движения во рту. Вдруг она ощутила, как член стал сокращаться и приятно подёргиваться. В последующий момент хлынул поток. Девченка отдёрнула голову в испуге. Ей забрызгало лицо, поначалу попав на лоб, позже на подбородок, запачкав её.
Спохватившись, она вновь обхватила член и плотно замкнула губки, с покорностью принимая всё. Её совсем не веселило идти домой запачканной в сперме. Проглотив, она бравировала: «О, ну ты накопил, poika!». Историк виновно привстал. «Ничего, я сама этого хотела». Она прижалась к нему. И никак не стесняясь, прижалась к его лицу. Через какое-то время пощупывания-поглаживания принесли эффект. Мужик опять был готов к действию. Он встал, потянул её за собой, подвёл к парте и опустил на неё животиком, выставив попкой.
«У тебя классная попа!», — бодро отметил учитель. «Kiitos». Алина учащенно задышала, когда ощутила как сзади к ней прижался мужик. Историк стал тихонько и лаского водить членом по киске, тем ещё больше распаляя страсть обоих. «No nyt! Nide Ei!» («Ну же! Не томи!»), — девченка чуть ли не рыдала. Так ей хотелось …почувствовать внутри себя этого монстра. Мужик стал потихоньку просачиваться во влагалище. Наткнувшись на препятствие, он нажал и член провалился так глубоко, что яичка задели девичьего лобка. «Аааааа, kivulias!!!» («больно»), — запричитала девченка.
Эта затея уже не казалась ей умной. Снутри всё жгло, острая боль разрывала её, поскорее хотелось слезть с этого копья. Мужик стал успокаивать её, поглаживать грудь и соски. Он не делал никаких движений, пока киска привыкала к новым ощущениям и готовилась начать взрослую жизнь. Когда боль поутихла и Алина успокоилась, член задвигался в ней. Её с головой накрыла приятная волна новых чувств. Она ассоциировала эти чувства с чувствами от языка и решила, что, пожалуй, член лучше. Он не давал таких острых чувств, но он проникал так глубоко – в самую её суть, вроде бы пронзая насквозь. Историк был грубоват и делал резкие движения.
На счастье Алины его член был не толстый. Но длиннее обыденного и тыкал в её матку, причиняя боль и дискомфорт. От такового глубочайшего проникания и соприкосновения с маткой её захватывала волна острых болевых, но в то же время дико приятных чувств. Её возбуждала также беззащитность в таковой позиции, на самом деле историк мог делать с ней всё, что желает, даже трахнуть в попу. Она представила, как это смотрится со стороны и сходу ж начала кончать с звучным стоном. Накрывший её оргазм был так сильным и острым, что её тело задёргалось. «Я желаю, чтоб ты кончил в меня! Да! Я желаю от тебя ребёнка, Ленарчег! Оплодотвори меня!».
Таковой поворот событий захватил историка врасплох, он был зажат сокращениями матки и здесь его накрыл наисильнейший оргазм, от чего он глухо застонал и чуть удержался на ногах. В очах у него помутнело и он повалился на спину девченке. Оба тяжело дышали как загнанные животные. «Kiitos, opettaja, Kiitos!!!» («Спасибо, учитель! Спасибо!!!»)
Рассказ сочинён реальным учителем истории и обществознания одной из школ Самары